В Нальчике – Пятигорске в журнале “N. Ardis” была опубликована статья о татарском поэте Сулеймане “Мир без теней” известного российского литературоведа, исследователя поэзии Атнера П. Хузангая (г. Чебоксары). Учредитель, редактор, издатель журнала – балкарский поэт, лауреат премии Международной организации тюркской культуры (TÜRKSOY) в области журналистики Юруслан Болатов, который также является учредителем одноимённого книжного издательства.
Атнер П. Хузангай,
литературный критик
(г. Чебоксары, Россия)
Мир без теней
где сути нет – там речь не серебро
…Его зовут Сулейман (Сөләйман). Имя мусульманское, арабское. Восходит к имени библейского царя Соломона от семитского корня šelōmō , что значит ‘мирный, благодатный’. Царю приписывалась особая мудрость. Всем известно также восточное приветствие со словом того же происхождения: ‘Ас-саляму алейкум! – ‘Мир вам!’.
Вот он и приветствует нас со страниц своей новой книги.
В одном его стихотворении есть сочетание таких слов: «тонкий дух и разум». Здесь, мне кажется, обозначены две ипостаси Сулеймана. С одной стороны, его поэтическая натура, тонко воспринимающая мир, смену времен года, падение листа в первый снег, прыг-прыг кузнечика. С другой, он стремится разгадать тайну этой жизни и размышляет над вечными вопросами.
Это и понятно. Ибо Джавдет Шаукат улы – п о э т, и в то же время – известный
м а т е м а т и к, разрабатывающий проблемы внедрения татарского языка в современные информационные технологии, создатель математических моделей грамматики татарского языка, систем автоматического перевода с татарского и концепции машинного фонда (национального корпуса) татарского языка. Таким удивительным образом сплавлены воедино в этом добром человеке anima (душа) и ratio (разум)
Чего ищу,
о чем грущу –
(…)
о душе, что вмещает Солнце,
о словах, что лечат сердце…
А есть еще «линия плавная – разума след».
Но не всё так просто в этом мире. Как говорит сам поэт: «…Четырехсложный мир. // Односложная душа». И он ставит перед собой вопрос, вероятно, догадываясь о двойственности своего «Я»:
Разве охватишь умом небеса,
Успеешь ли сердцем объять мирозданье?
Что верно, то верно. Порой целой жизни не хватает, чтобы приблизиться к искомому ответу. В этом признавались мудрейшие. И поэтому, наверное, Сулейман идёт по «ступеням памяти», задумывается о связи времён («…Помню, Что было, // Помню, Что есть, Помню, Что станет…»), о своей родословной, его обдувают «ветры древних Булгар» и он к «великому граду Биляру привязан судьбой» (Шәhре Биләр).
Память – важная категория, потому что надо помнить всё, даже выходя за хронологические рамки религиозных традиций (например, мусульманства), достигая самых истоков:
струн язычества – из дали –
тонко-ласковый мотив,
на невидимой скрижали
первый лепет, первый стих.
Лирическая поэма «Семь поклонов отцу» это воспоминание об отце, разговор с ним и как бы письмо к нему, когда его так не хватает, «когда душа // при жизни – Сирота». В поэме витает дух Ялмета, одного из прапра…дедов автора. Сулейман, склоняясь перед величием рода, сокрушается о «суете сует и томлении духа» (Экклесиаст) в этой жизни. Но род пребудет вовеки:
Весь род от нас до дна –
Аллах* благословит
Наш кровный дух в одном,
Ничто не устоит,
В горении родном…
П о м и н (чув. асăну) есть в некотором смысле отрицание смерти. И здесь важен для автора белый цвет (белый-белый снег < тат. ак-ак карлар, белые цветы и др.) и цвет серебра.** Серебро это знак близкого, родного человека. Обращаясь к отцу, Сулейман так и говорит:
Здравствуй, отец,
я чувствую в себе
души твоей серебряные нити –
столь мягкие, лучистые –
с небес
сиянием единственным на свете.
Смерть отрицается опять же п а м я т ь ю
Ведь жизни – нет,
и смерти –
нет,
а есть
колебание духа
пока память жива,
…пока
память
жива…
В текстах Сулеймана часто встречается образ н е б а, мотив восхождения, что является сознательным выбором жизненного поведения и желанием полёта для души: «до семи небес взлетевший», «небесный свод – опрокинутая – времени – пиала», «седьмого неба синь» и др. Но этот полёт может быть и твоим последним действием на жизненном пути. «Азбука жизни проста и горька», потому что жизнь кончается. Сулейман тонко ощущая диалектику жизни/смерти, вечности/мгновения, неба/земли, души/плоти, «последнего вздоха» (по дороге к Богу)/«первого вдоха», задумываясь над бренностью бытия, часто сводит эти противоречивые понятия воедино:
Вселенная – ничто, –
(…)
И жизнь сама – ничто, –
грусти сонм
И человек – ничто* –
И сам человек в таком мужественном отрицании не есть ли ошибка природы? Или как определяет автор:
Вселенной книгу написал
Всевышний.
Наш век в ней слово –
лишь одно.
Что, если Человек в нём
опечатка?..
Пер. Р. Кожевниковой
Это и есть те в е ч н ы е в о п р о с ы , о которых не может не думать истинный поэт. Это «ряд мыслей-слов простых», но они столь важны для каждого из нас.** Этими же вопросами н е о т с т у п н о задавался Геннадий Айги, «самим-Тенгри-отмеченный // Брат-Сулеймана-тюрки», его земляк (их родные деревни Кзыл-Чишма и Сеньял расположены не так и далеко друг от друга). Недаром в книгу включены стихи ему посвящённые («Биредә Ул да, Мин дә», «Куз-не-чик-стан»).
Душа и разум проходят через эти вопросы, пытаясь решать их на каждом шагу жизненного пути. Но…
Белей огня,
проста как нить,
стерильна, –
…смерть.
Черней, чем ночь,
зигзагом вязь,
темнее тьмы, –
…жизнь.
…все ищем путь
из тьмы на свет…
а ясности конца пути
предела нет…
Пер. А. Аверкина***
Книга Сулеймана «Вăхăт элемĕ» уникальна и ещё в одном отношении. Это трехъязычное издание, что в чувашской книгоиздательской практике впервые. Что, впрочем, не удивительно. Ибо Патăръел (Batyrevo district) был и остается районом Чăваш Ен, где многие общаются на трёх языках: чувашском, русском и татарском.
…Сменяют друг друга времена года. Лето, осень, зима, весна… У каждого сезона своя красота. А вместе они составляют «четырехсложный мир».
Поэтический мир Сулеймана согрет теплом души и освещён светом разума. В нем нет теней.
* Как истинный тюрок Сулейман в других местах книги, говоря о Господе, Всевышнем, называет его также Тенгри (тат. Тәңре = чув. Турă).
** В этом он наследует серебряным булгарам (чув. кĕмĕл пăлхарсем).
* Ничто – тат. берни түгел.
** Ср. у Б. Пастернака: «…искусство всегда, не переставая, занято двумя вещами. Оно неотступно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь» («Доктор Живаго»).
*** Ср. также программное стихотворение «Путь».